Эдуард Лимонов: «Должны быть события в жизни, а Новый год бывает каждый год»

До прихода Эдуарда Лимонова оставалось меньше минуты: судорожно переписывались вопросы в блокнотах, перепроверялись батарейки в диктофонах, перешептывались самые трусливые, севшие на последний ряд. Вдруг дверь распахнулась и к слушателям Московской школы журналистики в Домжуре, сопровождаемый многочисленной охраной, вошел известный всему миру писатель, публицист и борец с режимом. Застыв в дверях, Эдуард Лимонов спросил, зачем вообще его сюда позвали. Но узнав, что перед ним — будущие журналисты, присел за стол и начал разговор, не дожидаясь вопросов. В первую очередь Лимонов объяснил собравшимся, почему хорошая статья — только та, от которой ее герой умирает.

— Я свои первые статьи начал печатать в 1975 году, когда оказался в Нью-Йорке и стал работать корректором в эмигрантской газете «Новое русское слово». За статьи меня и выгнали через полгода, потому что они были нестандартные, против течения. Их перепечатывала советская пресса, и там это было непростительно. Одна из статей называлась «Разочарование», она была о положении эмигрантов Советского Союза. С журналистской точки зрения она была довольно скандальная, потому что тогда все робко писали шаблонные, стереотипные статьи о том, как из несвободного Советского Союза все попадали на свободный запад и как прекрасно и невероятно там было. Но я узнал, что люди на самом деле были недовольны, некоторые даже впадали в истерику, плакали, кто-то пытался вернуться. Мне показалось это интересным. Ведь что такое журналистика? Это своеобразное зеркало общества. Мне показалось, что нужно показать, какое общество на самом деле.

Свои статьи я пытался писать и по-английски. Однажды я пошел в «The New York Times» и записался на прием к Шарлотте Куртиз, которая вела страничку «ОР» (Oppositional Page) — то есть оппозиционная страничка, где помещались нестандартные материалы. Тот поход ознаменовался еще и тем, что там я увидел Сальвадора Дали. Он сидел в приемной и ждал своей очереди. Он пришел жаловаться, потому что была опубликована статья, которая ему не понравилась. Именно поэтому свой первый визит в «The New York Times» я запомнил навсегда.

— Бывали ли ситуации, когда статьи не выпускали совсем?

— В «The New York Times» не хотели печатать статьи того вида, которого писал я. Потом я и некоторые другие журналисты сгруппировались, и в 1976 году мы устроили демонстрацию против «The New York Times». Вот так начиналась моя журналистская карьера, впоследствии я еще писал во многих газетах, например, во французских (когда стал жить в Париже).Я работал и для сербских газет, и для голландских, для большого количества молодежных французских журналов — всего уже и не вспомнить.

Когда-то я работал в одном французском журнале, был членом редакционного совета и писал статьи. Она была в свое время очень популярной и скандальной до ужаса. Выходила каждые две недели, состояла из восьми страниц, написана старыми шрифтами. Она распространялась в лицеях, ее раздавали на улицах. Нам было все равно, кого бить. Основная цель была – достичь эффекта. Мы писали такие вещи, вытаскивали на свет такое грязное белье, которое ни один политик не хотел бы показывать. Мы довели до инфаркта французского министра обороны и гордились этим. То есть он действительно умер из-за нашей статьи. Я думаю, это — орден почета для любой газеты. В общем, судя по всему, журналистом я был неплохим.

— Похоже, «Лимонка» стала российским продолжением той парижской газеты?

— «Лимонка» была самой сумасшедшей газетой из всех, которые когда-либо выходили на русском языке. Я основал ее, когда приехал в Россию. Первый номер вышел 28 ноября 1994 года. Ее запрещали, закрывали, она меняла название, неизменным оставался только логотип. Газета практически издевалась над всеми, над кем только могла. Мы придумывали смешные и провокационные заголовки и подписи к фотографиям. Например, когда был выбран Ельцин, у нас вышел номер с заголовком «Россия опять дала Ельцину!», а на второй полосе было фото Зюганова и было написано: «А этому не дала». Еще как-то мы опубликовали фотографию большой семьи Черномырдина. Какая же она была отвратительная, на ней все были какие-то уродцы! Мы ничего не ретушировали, оставили все, как есть, и сделали подпись: «У этой семьи пять миллиардов долларов, а у тебя нет». Сейчас «Лимонка» есть в архивах, причем не только русских. Мы умудрились передать ее во многие места. На мой взгляд, газета была правильная. Газеты вообще не должны никого щадить.

— Есть ли сейчас такие издания?

— Сейчас таких уже нет, потому что все занимают определенную позицию: в одних можно опубликовать то, что нельзя в другой. Я до сих пор продолжаю писать для различных изданий, в том числе и в интернете, и до сих пор у нас нет ни одного свободного информационного ресурса. Пока что самый свободный – это портал «Свободная пресса», и то я пока не до конца в этом уверен – опубликуют ли, если предложить что-то совсем страшное? 90-е годы были намного свободнее.

— Сейчас по каналу «Россия-1» показывают анонс фильма Сергея Брилева о Конституции, в котором внезапно появляетесь и Вы. Видно, что Брилев берет у Вас большое интервью в красивой обстановке. Хотя всего пару лет назад представить себе такое было абсолютно невозможно: Вы были в стоплистах на всех каналах, на «Селигере» все нашисты кричали, что главный враг Путина и России — Лимонов. Что изменилось? Вас больше не боятся?

— Вот уже два года меня атакуют наши федеральные телеканалы. Сначала это был «Первый» и «НТВ». Но когда они мне предлагали выступать против их либеральных врагов, я отказывался, потому что все, что мне нужно, я высказываю либо в своем ЖЖ, либо в статьях. Я не участвую в травле своих политических соперников и никогда не буду, это моя позиция.

Первым взял у меня интервью на нейтральные темы канал «Россия-24». Если меня будут и дальше показывать – это хорошо, ведь так усиливается мое влияние, авторитет. А это — мечта каждого.

— Сейчас многие, особенно представители либеральной оппозиции, упрекают Вас в том, что Вы публикуете свои колонки в «Известиях» Арама Габрелянова, известного поклонника творчества Владимира Путина. Насколько Вам неважно, где публиковаться?

— Да клал я на эту либеральную оппозицию! Когда человека не любят и не находят предлогов, чтобы его опустить, начинаются заниматься чепухой. Например, когда я еще был заграницей, я послал в газету «Известия» свои статьи. И они их опубликовали. Это были статьи империалиста, который видел, что надвигается беда. После того, как редактором стал либерал, меня перестали печатать. Я немедленно перешел в газету «Советская Россия», где проработал три года. Я никогда никого не слушал. Я сам выбираю, где мне печататься, и никого не спрашиваю. Для примера могу сказать, что в «Известиях» публикуется один либеральный журналист, Генис. Никто не упрекает его. Потом, там есть масса других людей. Вопреки тому, что говорят, я не колумнист «Известий», хотя мне предлагали огромные деньги, большие, чем зарплата депутата Госдумы. Но это означало необходимость писать статьи только в «Известиях», и такого я не хотел, потому и отказался. Я публикую там статьи в тот момент времени, когда мне хочется.

— Можно ли вычислить графомана?

— Никакого различия между писателем и графоманом нету. Кто такой графоман? Это человек, который много пишет. Но вообще шедевры – явление редкое. После великих поэтов остается около тридцати стихотворений, а все остальное — уже не шедевры. Так можно ли считать их графоманами? Конечно, да. Убедительный графоман – это великий писатель.

— У Вас были особенно отвратительные встречи с журналистами?

— Каждый журналист хочет что-то разузнать. Если это интервью, то пытается выбить из тебя то, что ты не хочешь говорить. Но с таким человеком, как я, это бесполезно. Но бывает, что все получается. Фотографы интересные! Они иногда ложатся на пол и начинают снимать, ведь если снимать снизу вверх, любой человек будет выглядеть идиотом. «Московский комсомолец» до сих пор так делает, хотя сейчас они ко мне лучше уже стали относиться. Они могут опубликовать вполне сносный материал, но дать некрасивую фотографию. Когда вы видите политического деятеля в неприглядном виде, становится ясно, что газета его не любит, но вынуждена помещать на своих страницах.

— Через пару недель, 31-го декабря, когда Вас уже по традиции отпустят из УВД после акции на Триумфальной площади, куда и как Вы пойдете встречать Новый год?

— В зависимости от обстоятельств. Я приеду, может, с ребятами выпью, они побегут по своим делам. Сейчас я разведен с супругой, мы живем раздельно, я привык быть один. Новый год для меня ничего не значит. Когда мы были во Франции, моя жена Наташа Медведева ходила по всем кабаре петь ночью, и приходила к утру. Поэтому там в новогоднюю ночью я обычно работал. Было слышно, как радостно орут за окном, а я садился за машинку. Я спокойно отношусь к Новому году. Должны быть события в жизни, а Новый год бывает каждый год. Больше интересен переход, когда наступает самый короткий день и самая длинная ночь. Вот он действительно чувствуется, потому что раньше, когда люди были ближе к природе, они переживали это. Они смотрели и ждали, когда закончится мрак. Сейчас мы в небольшой степени это переживаем, а тогда было значимо. Потом выходил вождь и говорил: «Настрадались? Ночь кончается, завтра будет солнце».

Разговор плавно ушел от темы журналистики, собравшиеся стали спрашивать Эдуарда Лимонова обо всем, что им интересно. «Истории и новости» приводят самые яркие вопросы и ответы.

— Какие у Вас прогнозы на Украину?

— Посмотрим, удержится ли правительство. Иногда мне кажется, что Янукович очень страшно рискует. Например, он поехал в Китай в самый неподходящий момент, хотя во всех «учебниках для политиков» сказано, что нельзя покидать страну в момент опасности. Он поехал, а значит, у него были какие-то основания на это. Я далеко не его поклонник, вовсе нет. Я хладнокровно смотрю на все, что происходит. Вопрос всплыл довольно неожиданно, его навязали. Хотя, казалось бы, все начиналось с распрей премьер-министров. На Украине уже второе десятилетие идет борьба между тремя бывшими премьер-министрами, это Тимошенко, Янукович и Ющенко. Но одновременно возникла битва за Украину между Россией и ЕС. Вот так это выглядит. Иногда значительная группа людей может навязать свою позицию. Судя по всему, Януковичу удастся выбраться из всего этого. Но опять же, видимо, это ненадолго, в 2015 году у них выборы. Но если Украина развалится, об этом я немало писал, я буду только аплодировать.

Сейчас Запад ввязался в борьбу за Украину. Но она им не нужна. У них мало денег и много проблем, и поэтому поднять Украину они не могут. Янукович запросил у них 15 миллиардов кредита. Европейцы согласились дать им только 800 миллионов. Януковичу надо «кормить» Украину, иначе он не будет премьером. И на это нужны деньги, страна сейчас в глубоком кризисе. Там кроме черной металлургии и сельскохозяйственной промышленности больше ничего нет.

— В Вашей статье «Предчувствия будущего», которая вышла 19 ноября, Вы предложили перенести столицу России на Байкал. Почему именно туда и что это может изменить?

— Это мое давнее политическое предложение, оно датируется еще 1994 годом. Если вы возьмете карту России, то вам все сразу станет ясно. Москва находится слева, совсем в отдалении от центра страны, она как будто прижалась к границе. А вся остальная территория пустая, и это очень плохо, потому что географический баланс не соблюден. Столица должна своим влиянием охватывать всю страну. А то, что Москва находится так далеко от Приморья и Дальнего Востока, – опасно. Когда Китаю будут нужны Байкальские пресные воды, они просто направят туда свои китайские семьи с детьми. И сделать мы ничего с этим не сможем. Вот, в чем опасность. Столица должна быть расположена в центре страны. Ее перенос – нормальное явление, так делали многие страны. К тому же, нужно осваивать Сибирь. Сейчас там живут всего лишь около двадцати миллионов человек.

— Перенос столицы может решить и проблему с мигрантами?

— Особенной проблемы я не вижу. На мой взгляд, это обычное раздражение населения, рядом с которыми живут чужаки. Раньше в России были евреи и цыгане, а теперь больше разных народностей. Но их нанимали и продолжают нанимать на работу. Все потому, что наше русское население не хочет менять место жительства. Все привязаны к своим квартирам. Виновато еще и устройство всей системы. Без эмигрантов Москва была запущена, а сейчас мы видим, как они работают и этим преображают город. Ты с утра просыпаешься от скрипа лопаты по снегу. То есть они работают, их видно.

Актуален вопрос про Бирюлево, а также то, что нерусские убивают русских. На самом деле, Бирюлево – это обычный бедный район, там живут те, кто не могут жить ближе к центру. Там стравили между собой русских и эмигрантов. Их стравливают и говорят нам: смотрите! Навальный говорил о введении визового режима. Возьмем карту и посмотрим: все мигранты едут к нам через Казахстан. Визовый режим ничего не даст, потому что если запретят пересекать границу, они будут идти пешком. У нас нет границы. Если ее строить, это займет слишком много времени и денег. А если люди не будут иметь здесь работу, то никто сюда не поедет. Это – искусственная проблема. Основная — неравенство. Спальные районы превращаются в бедные гетто. И это не только у нас. Когда я жил в Нью-Йорке, город на моих глазах богател и рос. Повышалась квартирная плата, поэтому бедные вынуждены были уезжать. Так город «облагораживался». То же самое произошло с Парижем. А сейчас началось с Москвой.

— Вы говорили о том, что стравливают русских и эмигрантов. А кто это делает?

— Я думаю, что это выгодно правительству. Той власти, которая сейчас у нас есть.

— Вы периодически критически отзываетесь о представителях нашей оппозиции. Вы кого-нибудь считаете реальной оппозицией?

— Я себя отношу к редкому виду интеллектуалов. Между интеллектуалами и интеллигентами огромная пропасть. Интеллектуал, как мне кажется, это человек, который генерирует какие-то новые идеи, а интеллигенция – это целый класс, который пользуется этими идеями, причем зачастую за деньги. Интеллигенция всегда борется с интеллектуалами, и поэтому я считаю, что должен бороться за абсолютную свободу. И говорить как можно более правильные вещи, которые могут раздражать людей. Я хотел бы видеть нашу российскую оппозицию совершенно иной. Я не боюсь остаться единственным в этом видении, и я вижу, что сейчас наиболее активная оппозиция — либеральная. Но это — классовая оппозиция, они представляют только себя. И, на самом деле, совсем не учитывают мнения народа. Не должно быть так. Надо понимать, что народ – это как питательная среда, из которой мы все выходим. Без него мы не смогли бы существовать.

Еще есть националисты, которые знают только одно слово – мигранты. Ничего нового я последние пятнадцать лет от них не слышал, потому что они проповедуют русский сепаратизм, который абсолютно невозможен при нашем государстве. У нас националисты неумные и, по-моему, бесперспективные, но они есть. В том, что левые слабые, главную роль играет партия КПРФ, которая загубила у нас все коммунистическое движение.

Я не вижу тех, кого можно похвалить. А себя хвалить не принято, поэтому воздержусь. Пока я не могу указать вам на достойную оппозиционную партию и сказать: «Вот он, спаситель!»

Поможет разве что хорошая встряска, причем всего общества. Проникающая везде, чтобы она чувствовалась в каждом доме. Надо вывести всех из сонного забытья. За последние двадцать лет, к сожалению, появились такие люди в России, которые почему-то уверены, что сейчас все иное, чем раньше. Но они ошибаются. И без больших несчастий понять, что нужна эта встряска, трудно.